После разгона в январе 1918 года Учредительного собрания «профессиональные революционеры» не чувствовали себя больше в безопасности из-за враждебности рабочих и солдат Петрограда, поэтому им пришлось переехать из Петрограда в Москву.
По прибытии в Москву большевицкие вожди поселились в гостиницах «Националь» и «Метрополь», поскольку работы в длительное время необитаемом и по их же приказу обстрелянном из артиллерийских орудий Кремле были только начаты. Кремль после большевицкого обстрела, Чудов монастырь:
Последствия большевицкого «майдана». Дом на площади у Никитских ворот:
Но вскоре Ульянов, Бонч-Бруевич, Флаксерман и другие переехали в апартаменты, обустроенные поблизости от Совета народных комиссаров и Всероссийского центрального исполнительного комитета. Постепенно десяток административных зданий и кремлевские монастыри (Чудов и Вознесенский) были ими заселены. Ульянов и сотня других лиц стали обитателями фешенебельных квартир в здании, получившем название «рабоче-крестьянское правительство».
Москва, погруженная во тьму, и только Кремль выделяется благодаря электрическому освещению – такая картина полностью соответствует реалиям гражданской войны и реалиям тех исключительных условий, в которых жили посреди всеобщего хаоса и нищеты «радетели народного блага».
В Кавалерском корпусе высокопоставленные лица, такие, как Бронштейн, Енукидзе, Воровский, Цюрупа, Мордухай-Болтовский (Калинин), Джугашвили, Радек, Крестинский, Стучка, Фотиева, Бонч-Бруевич, всего 94 человека, занимали 73 комнаты, рядом с которыми находились небольшие помещения для обслуживающего персонала (69 человек). В Вознесенском монастыре также под одной крышей жили лица государственной важности и обслуга.
Ульянов и Бонч-Бруевич на территории Кремля:
Осенью 1920 г. это демократическое общежитие распространяется на 505 комнат, занятых семьями, из которых 56 принадлежат к высшей иерархии и 234 – к обслуживающему персоналу: домработницы, рабочие, техники, медицинский персонал и т.п., – принцип товарищества не помешал руководителям окружить себя слугами...
Почти тысяча военных защищала территорию и жизнь гражданских обитателей Кремля, которых было 1112 человек. Построение личного состава 1-го Автобоевого отряда ВЦИК им. Свердлова:
Члены партии (1082 чел.) и беспартийные (929 чел.), гражданские и военные работали бок о бок, спорили о политике, выясняли отношения друг с другом, разделяли заботы материальной жизни, здоровья и образования детей (259 чел.). Жили в коммунальном климате, не в коммуналке, а в маленьком закрытом городке. Заседание большевиков в Кремле (рисунок из московского музея им. В.И. Ленина):
Из пяти ворот древнего Кремля только одни Троицкие были открыты, но посетителям непросто было пройти через них. Проверка удостоверений личности, бумаг и пропусков семи типов временами длилась очень долго. Душ и дезинфекция одежды, обязательные для некоторых категорий посетителей в годы гражданской войны, могли дополнительно задержать визитера.
Именно на этой закрытой территории формировалась социальная среда, которая претендовала на то, чтобы представлять мифическую «власть рабочего и крестьянина». Консолидация этой среды происходила в значительной мере на основе жизненных банальностей. В самом деле, условия повседневной жизни улучшались внутри кремлевских стен и ухудшались за их пределами. В конфигурации, создавшейся в эти первые послереволюционные годы, вырисовывается контраст, заслуживающий внимания.
Вначале Кремль почти не отличался от других территорий. Санитарные условия там были бедственными. Однако в течение двух лет всё изменилось, главным образом благодаря Лечебно-санитарному управлению, созданному 22 февраля 1919 г. по приказу Ульянова и Свердлова. Врач Я.Б. Левинсон, руководитель Лечсанупра, начал с обустройства двух комнат для дезинфекции, бань, механических прачечных и печи для сжигания отбросов, последней немецкой модели. По его распоряжению починили канализацию и водопровод, обустроили кладовые. После инспекции в декабре 1919 г. очистили кухню в здании Арсенала и обязали работников кухни покрывать головы и следить за чистотой фартуков.
Плохо удавалось истребление крыс и мышей, организованное в несколько приемов. Девять укушенных солдат и десятки килограммов испорченных продуктов каждый год – эти жертвы вызвали наконец тревогу, и дело завершила решительная схватка, стоившая в 1922 г. тысячу золотых рублей. Довольно быстро обустроили всё необходимое для лечения болезней и поддержания здоровья. Так, в 1918 г. небольшой зал на десять кроватей заменили больницей на пятьдесят мест. Открыта была аптека, заработали лаборатория для анализов и зал комбинированных процедур (электротерапия, гидротерапия, рентген). Комплекс медицинских служб Кремля завершил первоклассно оборудованный зубной кабинет.
«...Кстати, – писал тогда Ульянов наркому Джугашвили, – Не пора ли основать 1-2 образцовых санатория не ближе 600 вёрст от Москвы. Потратить на это золото; тратим же и будем долго тратить на неизбежные поездки в Германию. Но образцовыми признать лишь те, где доказана возможность иметь врачей и администрацию пунктуально строгие, а не обычных советских растяп и разгильдяев».
И конечно, такой неизменный атрибут советской власти, как казенные дачи. В 1921 году двенадцать первых дач в Мамонтовке недалеко от Москвы приняли сто сорок служащих Совнаркома. У Джугашвили по данным из открытых источников, было около 20-ти различных дач: «ближняя», «дальняя», на Рублёвке, 4 дачи в Сочи, 2 дачи в Грузии, 3 дачи в Крыму, 4 дачи в Абхазии и т. д. Известно, что Джугашвили лично приезжал на стройку «ближней» дачи и постоянно высказывал пожелания, которые до мелочей удовлетворялись. Но через 5 лет дом ему разонравился, был разобран и построен новый – с коридором, который вёл в отдельно стоящий служебный дом. Постоянные перестройки и перепланировки на «ближней» продолжались чуть ли не до самой смерти Джугашвили, на «ближней» надстроили 2-й гостевой этаж с огромной столовой и спальней...
Окончание гражданской войны в марте 1920 г. позволило приступить к капитальному ремонту многих апартаментов Кремля, поставить телефоны, меблировать столовые и кабинеты. Мебель поступала извне, но использовалось также кое-что из тех кремлевских реквизитов, которые не должны были использоваться, будучи под действием декрета о сохранении музейных ценностей. Так, Владислав Ходасевич отметил в своих мемуарах присутствие в квартире Луначарского дворцовой мебели, типичной для 80-х гг. XIX в.: «черная, лакированная, обитая пунцовым атласом». У Розенфельда его внимание привлекли «узкие фаянсовые чашки с раструбом кверху, с тонким золотым ободком и черным двуглавым орлом». «К чаю, как всем известно, такие не подаются: они служат для шоколада, – заметил Ходасевич. – Но возможно, что Розенфельдам только такие при дележе и достались», – а может, хозяева не знали этикета.
Один из столовых сервизов, доставшихся Сосо Джугашвили:
В 1923 г. Совнарком принял решение, помеченное как «совершенно секретное», предложить «обществу старых большевиков» чернильницы, подносы, подстаканники, тарелки, вилки, ножи, картины, канделябры, шахматы и т.д. Ульянов играет в шахматы:
Детали декора прошлого, так же как бывшие слуги, вновь принятые на работу Бонч-Бруевичем и Мальковым, вели к восстановлению определенной части прошлого. Кабинет Ульянова в Кремле:
Но более всего «подрывной работе», которую могло вести прошлое, способствовал один аспект кремлевской жизни. Этот аспект касается питания. По прибытии в Кремль из Смольного, где они уже были лучше обеспечены продуктами, чем все остальные, представители высшей власти должны были получить приличествующее им обеспечение. Задача по материальному обеспечению жителей Кремля целиком легла на Управление делами Совнаркома. Архивы содержат много документов, свидетельствующих об этой стороне его деятельности. В поисках продуктов и предметов первой необходимости Управление делами обращалось к различным организациям. Так, например, 29 мая 1918 г. в письме, адресованном правителем канцелярии Совета М.В.Комаринцевым в Московский городской продовольственный комитет товарищу А.Б.Халатову: «Занятия в СНК ежедневно происходят до 2 часов ночи. Ввиду этого представляется крайне настоятельным предоставить в распоряжение столовой при Совете известное количество, как-то ветчины, птицы, консервов мясных, сыра и т.д.» Список продуктов, который просят у Правления Центрального рабочего кооператива, заканчивается пожеланием получить табак высшего сорта и 2000 папирос. По мере возможности, через некоторые организации (например, Хозяйственный отдел ЦИК), обеспечивают себя редкими продуктами, такими, как икра, вино, орехи, табак... Бронштейн вспоминал: «С Ульяновым мы поселились через коридор. Столовая была общая... Красной кетовой икры было в изобилии вследствие прекращения экспорта. Этой неизменной икрой окрашены не в моей только памяти первые годы революции».
За обувью, одеждой, часами и др. обращаются в Госпродукт. У частных торговцев по вольным ценам покупали только в порядке исключения. Эти хлопоты объясняются дебатами, в особенности горячими с весны 1918г., между сторонниками «продовольственной диктатуры рабочего класса и беднейшего крестьянства» (а на деле – монополии Наркомпрода) и защитниками некоторой свободы частной торговли. Вторую тенденцию выражали местные власти Москвы и возглавляемая Розенфельдом комиссия, состоящая из коммунистов ВЦИК, ВСНХ и кооперативов. Они противостояли диктатуре и монополии на распределение, которых Народный комиссариат продовольствия, при поддержке Совнаркома, требовал исключительно для себя. Отношения между всеми этими органами власти были напряженными, и поэтому следовало действовать дипломатично и щадить самолюбие товарищей.
20 августа 1918 года Ульянов распоряжается из Кремля: «Необходимо ковать железо пока горячо и, не упуская ни минуты, организовать бедноту в уезде, конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков, мобилизовать и вооружить бедноту при надежных вождях из нашего отряда, арестовать заложников из богачей и держать их, пока не будут собраны и ссыпаны в их волости все излишки хлеба. Телеграфируйте исполнение...» (Ленин, ПСС, т. 50, с. 160).
В 1919 г. дебаты ослабевают, частные торговые заведения (не только лавки и магазины, но и рестораны, закусочные, частные столовые и даже уличные торговцы) муниципализируются, национализируются, закрываются или запрещаются, и продовольственная диктатура в отношении городского частника все определеннее превращается в реальность. Колебания и щепетильность, которые ощущаются в документах 1918г., уступают место «требованиям». Управление делами СНК лучше очерчивает круг своих поставщиков. В 1920 г. оно может даже рассчитывать на свой собственный совхоз «Красный луч». Состав пайков становится разнообразнее, а цены ниже. За пайки удерживают деньги, но меньше их стоимости. Большинство служащих УД СНК платят примерно одинаково, в то время как такие видные деятели, как Ульянов, Бонч-Бруевич, Фотиева и другие, платят больше, но дифференцированно. Несмотря на улучшение организации снабжения, трудности с продовольствием остаются значительными. Лица, ответственные за снабжение, продолжают тратить массу энергии, чтобы обеспечить поставку продуктов.
Состояние снабжения требует от обитателей Кремля очень активного участия в ежедневных проблемах: им приходится постоянно следить за тем, чтобы их имя фигурировало в нужном списке, добиваться каких-нибудь подписей, выражать в письменной форме просьбы о малейших нуждах, беспокоиться об ответах, пользоваться случаем для покупки или получения чего-то, отстаивать свои права или интересы, следить за порядком распределения, бороться против воровства продуктов в столовых и на складах и т.п. Одним словом, суетиться. При этом мелочные и завистливые изнуряли себя пересудами о разнице в пайках... На фото пролетарский писатель Демьян Бедный у Янкеля Мовшевича Свердлова просит увеличить паёк:
В действительности разница эта была невелика. Списки привилегированных пайков (июль-август 1922 г.) начинались с имени Ленина, единственного щедро наделяемого (3,2 кг сахара и 1,6 кг масла). За ним следовали фамилии секретарей и служащих канцелярий, которые все получали примерно одинаковое количество продуктов (500 г сахара и 100 г масла). Число людей в этих списках варьировалось, в зависимости от продуктов, от 100 до 200 чел. В отличие от этой группы, другие жители Кремля, более тысячи, получали менее значительные, но регулярные пайки. Продуктовые нормы не сильно отличались по категориям служащих: например, осенью 1922 г. по Управлению делами 5 фунтов сала, та же норма в Сануправлении Кремля и на транспортных базах. На конной базе иногда выдавали больше, 7 фунтов сала, 7 фунтов колбасы. Нормы на солонину и колбасы были немного выше в Управлении делами (6 фунтов против 4 фунтов в Санупре). При этом необходимо заметить, что в 1921—1922 годах ещё шла гражданская война и в СССР был массовый голод, по официальным данным унесший жизни около 5 миллионов человек.
Если внутри Кремля раздавали всем пусть не совсем равно, но достаточно, то весь Кремль по сравнению с окружающим его московским миром был благодатным оазисом. Кремль сильно отличался от пяти Домов Советов (гостиницы «Националь» и «Метрополь» и три больших здания в центре Москвы), где жили работники центральных учреждений. Их столовые и пайки были несравнимо хуже, чем кремлевские.
Вот, например, что рекомендовали председателю ВЧК Дзержинскому кремлёвские врачи: «1. Разрешается белое мясо – курица, индюшатина, рябчик, телятина, рыба; 2. Черного мяса избегать; 3. Зелень и фрукты; 4. Всякие мучные блюда; 5. Избегать горчицы, перца, острых специй».
А вот меню товарища Дзержинского:
«Понед. Консомэ из дичи, лососина свежая, цветная капуста по-польски;
Вторн. Солянка грибная, котлеты телячьи, шпинат с яйцом;
Среда. Суп-пюре из спаржи, говядина булли, брюссельская капуста;
Четв. Похлебка боярская, стерлядка паровая, зелень, горошек;
Пятн. Пюре из цв. капусты, осетрина, бобы метрдотель;
Суббота. Уха из стерлядей, индейка с соленьем (моч. ябл., вишня, слива), грибы в сметане;
Воскр. Суп из свежих шампиньонов, цыпленок маренго, спаржа».
Осенью 1920 г. четыре кремлевские столовые (Совнарком, ВЦИК, ЦК партии, Коминтерн) обслуживали жителей Кремля, но также много других высокопоставленных лиц, проживавших не в его стенах. Так, столовая ВЦИКа не отказывала служащим Арсенала и Военного училища и принимала товарищей из Социалистической академии, Рабоче-крестьянской инспекции, архивов, гаража Совнаркома и Комиссариата по национальностям.
В январе 1921 г. в одном из отчетов Енукидзе констатировал, что качество пиши в этой столовой снизилось из-за большого количества клиентов (четыре тысячи вместо пятисот человек). В столовой Совнаркома обнаруживается та же тенденция (в феврале 1921 г. служащим Совнаркома отпустили 463 обеда против 270, отпущенных командировочным). Однако, несмотря на то что официальная инспекция отмечает снижение качества, меню этих столовых оставалось очень богатым для того времени. В нем можно найти большой выбор мяса, птицы, рыбы, овощей, масло, яйца, крупы, деликатесные продукты, такие, как икра, колбаса и редкая рыба. Столовая Совнаркома снабжалась лучше всех, за ней шла столовая Коминтерна, столовые ВЦИКа и ЦК принадлежали к третьей категории.
В Домах Советов пайки были бедными, люди часами стояли в очереди, чтобы получить самые простые продукты: хлеб, сахар, муку, сельдь, сушеные фрукты и леденцы. Эти продукты поставлялись нерегулярно, и столовые не спасали от жизни впроголодь. В столовой «Метрополя» подавали несъедобные блюда, в третьем Доме Советов столовая была наказана за очень плохое качество еды. В отеле «Националь» условия были относительно приемлемыми.
В конечном счете питание в кремлевских столовых было вне конкуренции. Все стремились получить туда доступ всеми возможными способами. Разрыв, существующий между положением привилегированных обитателей Кремля и представителями власти, живущими вне этого вожделенного места, порождал зависть и ненависть.
Эти сильные чувства, так же как повседневные хлопоты, ссоры и заботы о пропитании, становились навязчивыми, мысли о еде не шли из головы. Большая часть кремлевских жителей билась за то, чтобы увеличить свой скудный паек. Среди тех, кого как будто бы можно было считать достаточно обеспеченными, одни, например Енукидзе, искали прибавки, с тем чтобы предложить своим гостям лакомые кусочки, которые те не могли попробовать в другом месте. Другие, как Розенфельд, напротив, скрывали от гостей богатство совнаркомовских пайков. Ходасевич рассказывает, что у Розенфельдов его угощали тонкими ломтиками черного хлеба, едва-едва смазанного топленым маслом, и грязными кусочками сахара, получившими название «игранного сахару» из-за того, что покупался он у красноармейцев, которые им расплачивались, играя друг с другом в карты. «Скудостью угощения хотели нам показать, что в Кремле питаются так же, как мы». Поскольку Ульянов пристрастился к чаю, одним из первых распоряжений советской власти был декрет о чае и создании «Центрочая», т.е. приказ о конфискации и передаче в руки большевиков всех запасов чая на территории России.
Документы свидетельствуют о том, что пайки, получаемые Ульяновым, не были аскетическими. Несмотря на этот хорошо известный в его среде факт, вокруг его частной жизни ходили легенды. Одна из них особенно знаменита, поскольку ее многократно рассказывали по радио в дни годовщин «вождя мирового пролетариата», особенно в 1970-е гг., во время празднования столетия со дня его рождения. Якобы в 1919 г. его сестра и жена попросили домработницу приготовить именинный пирог для Владимира Ильича из пшена, полученного по пайку. Но яиц не оказалось. Домработнице, однако, удалось раздобыть два яйца... Узнав эту историю от своих смеющихся женщин, Ленин, к их удивлению, рассердился: «Ничего не надо искать, и просить не надо, зачем яйцо неположенное!» Легенда эта облегчает совесть и, главное, распространяет за пределами Кремля желаемый, но далёкий от реальности образ вождя, а заодно и всех его кремлёвских близких и соседей.
Личные вещи Ульянова – часы швейцарской фирмы Henry Moser & Cie, пиджак (шерсть, шёлк), шляпа (фетр, репс, шёлк), дорожный саквояж (кожа, сукно, сталь), ботинки (кожа, х/б ткань, металл):
Ульянов предпочитал передвигаться на редких и весьма дорогих автомобилях. Одним из первых автомобилей, который закупался для советских вождей, стал безшумный Rolls-Royce 40/50 «Silver Ghost»:
Не брезговал он и «Renault 40CV», катаясь с родственниками по окрестностям столицы. Младший брат «вождя» Дмитрий Ульянов вспоминал, что тот любил «прокатиться с ветерком» и регулярно сетовал на спокойный стиль вождения шоферов.
Персональные автомобили членов ВЦИК (первые «персоналки»):
Кремль и пять Домов Советов вмещали в себя центральную власть, которая за два-три года становится закрытым миром. Внутри него происходит формирование иерархии, обозначенной главным образом продовольственными пайками. Со стороны этот мир кажется вполне единым и однородным, так как о нём судят в соответствии с одним точным и суровым критерием: «закормленный» – и это несмотря на камуфляж пайков и других льгот, иерархию их распределения и аскетические легенды.
Проводят эту демаркационную линию нищета и голод, царящие в стране. В старинном Кремле и в ближайшем окружении власть усиливается и сплачивается вокруг снабженческой «кормушки». Внутри частная жизнь смешивается с публичной. Можно думать, что внешний облик комиссара в кожанке, запечатленный памятью, кинохроникой и живописью, был создан на складе Кремля, куда с неизвестных дорог пригнали вагон кожаных комплектов.
Правительство «нового типа», при посредстве Управления делами, занималось хозяйственными вопросами, столь же бесчисленными, сколь и невероятными: починить часы, сфотографироваться, сходить в театр, поехать на трамвае... Кажется, ни поесть, ни одеться, ни сделать еще что-то в частной жизни было невозможно без обязательного заявления-прошения на имя Бонч-Бруевича, то есть захода в жизнь общественную.
Всё ли оправдывают обстоятельства? Конечно, их надо учитывать, потому что они изолировали большевицкую верхушку во враждебном окружении. Однако с 1922 г. наметился экономический подъем, развитие рыночных отношений, и можно было бы изменить порядок жизни. Несмотря на это, вследствие отмены натуральной зарплаты целиком на денежное обеспечение не перешли. Возник Объединенный Кремлевский кооператив, насчитывающий двадцать тысяч членов из всех органов центральной власти. Его задача заключалась в том, чтобы обеспечивать, как и прежде, хорошее продовольственное снабжение по специальным ценам. Со всей очевидностью, это предприятие помогало политическому руководству не только материально, оно давало основание чувствовать себя в сомкнутых рядах своих людей. Под грифом «Совершенно секретно» могли идти такие, например, постановления СНК: «Отпустить за счет резервного фонда СНК параграфом Особо-последним по смете Управления делами СНК на квартал январь-март 2 миллиона рублей выпуска 1923 г. на содержание столовой и на лечебную помощь». Таким образом, установившаяся в советском Кремле схема специализированной «кормушки» оказалась приемлемой для большевиков вне зависимости от обстоятельств.